Вчера Томлинсон на Беркли-сквер
скончался в своем дому,
И сразу же Призрак, посланник небес,
на дом явился к нему,
За волосы с койки его поднял
и потащил в руке,
В долину, где Млечный Путь шумит,
как перекат в реке;
Потом еще дальше, где этот шум
затих и умер вдали;
И вот к Воротам, где Петр звенит
ключами, они пришли.
"Восстань! - велю тебе, Томлинсон", -
так Петр с ним заговорил, -
И нам расскажи о добрых делах,
что делал, пока ты жил.
Какое добро на далекой Земле
свершил ты, о жалкий гость?"
И побелела пришельца душа,
словно нагая кость.
"Был друг дорогой, - он сказал - у меня,
советчик и пастырь мой,
Он дал бы ответ за меня сейчас,
когда бы здесь был со мной".
"Что в жизни земной был приятель с тобой -
запишут тебе в доход,
Но этот барьер - не Беркли-сквер,
ты ждешь у Райских ворот;
И если друг твой прибудет сюда -
не даст за тебя ответ;
У нас для всех - одиночный забег,
а парных забегов нет".
И огляделся вокруг Томлинсон,
но толку с того - ни шиша;
Смеялась нагая звезда над ним,
нагою была душа,
И ветер, что выл среди Светил,
его, будто нож, терзал,
И так о добрых своих делах
у Врат Томлинсон рассказал:
"Об этом я слышал, а то - прочел,
а это - сам размышлял
О том, что думал кто-то про то,
что русский князь написал".
Скопилась стайка душ-голубков,
поскольку проход закрыт;
И Петр ключами устало тряхнул,
он был уже очень сердит.
"Ты слышал, ты думал и ты читал -
вот все, что сказал ты нам,
Но именем тела, что ты имел,
ответь - что ж ты делал сам?"
Взглянул Томлинсон назад и вперед,
но не было пользы с того;
Была темнота за его спиной,
Врата - пред глазами его.
"О, это я понял, а то - угадал,
об этом - слыхал разговор,
А это писали о том, кто писал
о парне с норвежских гор".
"Ты понял, ты слышал, - ну ладно... Но ты
стучишься в Райскую Дверь;
И мало здесь места средь этих звезд
пустой болтовне, поверь!
Нет, в рай не войдет, кто слово крадет
у друга, попа, родни,
И кем напрокат поступок был взят, -
сюда не войдут они.
Твоё место в огне, твой путь - к Сатане,
тобою займется он;
И... пусть та из вер, что ты взял с Беркли-сквер,
тебя да хранит, Томлинсон!"
------------------
За волосы Призрак его потащил,
чтоб, солнца минуя, пасть
Туда, где пояс Погибших Звезд
венчает Адскую Пасть,
Где звезды одни от злобы красны,
другие - белы от бед,
А третьи - черны от жгучих грехов,
их умер навеки свет,
И если с пути они смогут сойти, -
того не заметим мы:
Горят их огни иль погасли они -
не видно средь Внешней Тьмы.
А ветер, что выл среди Светил,
его насквозь пронизал,
И к адским печам он рвался сам -
он в пекле тепла искал.
Но там, где вползают грешники в ад,
сам Дьявол сидел у Ворот,
Он душу спешившую крепко схватил
и перекрыл проход.
Сказал он: "Не знаешь ты, верно, цены
на уголь, что должен я жечь,
Поэтому нагло, меня не спросив,
ты лезешь в адскую печь.
Я все-таки детям Адама - родня,
так что ж ты плюешь на родство?
Я с Богом боролся за племя твое
со дня сотворенья его.
Присядь, будь любезен, сюда на шлак",
- так Дьявол ему говорил, -
"И нам расскажи о дурных делах,
что делал, пока ты жил".
И посмотрел Томлинсон наверх,
и там, где спасенья нет,
Увидел звезду, что от пыток в аду
сочила кровавый свет;
Тогда он вниз посмотрел, и там,
вблизи мирового Дна,
Увидел звезду, что от пыток в аду
была, словно смерть, бледна.
Сказал он: "Красоткой я был соблазнен,
грешили мы с ней вдвоем,
Она б рассказала, будь она здесь,
об этом грехе моем".
"Что в жизни земной был грешок за тобой, -
запишут тебе в доход,
Но этот барьер - Беркли-сквер,
ты ждешь у Адских ворот;
И если подруга здесь будет твоя -
тебе в том выгоды нет;
За грех двоих здесь каждый из них
несет в одиночку ответ!"
И ветер, что выл среди Светил,
его, будто нож, терзал,
И так о дурных своих делах
у Врат Томлинсон рассказал:
"Раз высмеял там любовь к Небесам,
два раза - могильную пасть,
А трижды - чтоб храбрым считали меня -
я Бога высмеял всласть".
А Дьявол душу в костре раскопал
и дал есть остыть чуток:
"На дурня безмозглого переводить
не стану я свой уголёк!
Ничтожнейший грех - дурацкий твой смех,
которым хвалишься ты;
Нет смысла моих джентльменов будить,
что по-трое спят у плиты".
Взглянул Томлинсон вперед и назад,
но пользы не высмотрел он:
Страшась пустоты, толпился вокруг
бездомных Душ легион.
"Ну... это я слышал, - сказал Томлинсон, -
об этом был общий шум,
А в книге бельгийской я много прочел
француза покойного дум".
"Читал ты, слыхал ты... Ну ладно! И что ж?
А ну, отвечай скорей:
Грешил ли хоть раз из-за жадности глаз
иль зова плоти твоей?"
"Пусти же меня!" - закричал Томлинсон,
решетку тряся что есть сил, -
"Мне кажется, как-то с чужою женой
я смертный грех совершил".
А Дьявол, огонь раздувая в печи,
смеялся из-за Ворот:
"Ты грех этот тоже прочел, скажи?"
- "Так точно!" - ответил тот.
Тут Дьявол дунул на ногти - и вмиг
к нему бесенята бегут.
"Содрать шелуху с того, кто стоит
под видом мужчины тут!
Просеять его сквозь звезд решето!
Найти его цену тотчас!
К упадку пришли вы, люди Земли,
коль это - один из вас".
На мелких чертях - ни брюк, ни рубах;
их - голых - пламя страшит;
И горе у всех - что крупный-то грех
из мелких никто не свершит.
Они по углю, крича: "У-лю-лю!",
гнали отрепья души
И рылись в ней так, как в вороньем гнезде
роются малыши.
Вернувшись назад, как дети с игры,
с игрушкой, разорванной сплошь,
Они говорили: "В нем нету души,
и делась куда - не поймешь.
Внутри у него - так много всего:
душ краденых, слов чужих,
И книг, и газет, и только лишь нет
его паршивой души.
Пытали его и терзали его
когтями до самой кости,
И когти не лгут - клянемся, что тут
его души не найти!"
И Дьявол голову свесил на грудь,
не в силах печаль унять:
"Я все-таки детям Адама - родня;
ну как мне его прогнать?
Пусть наш уголок далек и глубок,
но если в нашем огне
Я дам ему место - джентльмены мои
в лицо рассмеются мне,
Хозяином глупым меня назовут
и скажут: 'Не ад, а бардак!'.
Нет смысла моих джентльменов сердить,
ведь гость - и вправду дурак".
Пыталась к огню прикоснуться душа,
а Дьявол глядел на нее,
И жалость терзала его, но он
берег реноме свое.
"Проход тебе дам, трать уголь к чертям,
ступай к вертелам, вперед! -
Коль душу придумал украсть ты сам".
- "Так точно!" - ответил тот.
И Дьявол вздохнул облегченно: "Ну что ж...
Душа у него, как блоха,
Но сердце спокойно мое теперь -
там найден росток греха.
Найдя сей росток, я б не был жесток,
будь вправду я всех здесь сильней,
Но знай: там, внутри Гордыня царит,
и я - никто перед ней.
Там Мудрость и Честь проклятые есть,
есть Шлюха с Попом при них,
Я б сам в их предел ходить не хотел,
их пытки - страшней иных.
Не дух ты, не гном, не книга, не зверь, -
тебя никак не назвать;
Что ж, ради спасения чести людей -
ступай, воплотись опять.
Я все-таки детям Адама - родня;
не жди от меня вреда;
Но лучших - смотри! - грешков набери,
когда вернешься сюда.
Вот черные ждут тебя жеребцы,
чтоб отвезти домой;
Не мешкай же, чтоб успеть, пока гроб
не закопали твой!
Вернись на Землю, открой глаза
и детям Адама скажи,
Поведай людям ты слово мое,
покуда ты снова жив,
Что за грех двоих здесь каждый из них
несет в одиночку ответ,
И ... пусть сбережет там Бог тебя - тот,
что взял ты из книг и газет!"