В книге защитник не настоящий. Его изображает один из преступников. В этом смысле - "фальшивый". И все эти штуки - для того, чтобы не быть узнанным, отвлекающие внимание детали. Поэтому он может быть каким угодно, чем страннее, тем лучше.
А вот мог ли настоящий адвокат говорить с местечковым акцентом? Мог ли он сделать хоть какую-то карьеру, не избавившись от акцента, в традиционно антисемитском обществе, будь он хоть трижды выкрестом?

+++ Защитник там фальшивый +++
Он мог быть из крещёных евреев. И учиться в любом университете.
А выговор и словечки из идиш (Takeh -- "действительно", как нам сообщал Кстати) могли остаться на всю жизнь. Как у Горбачёва кубанский говорок.

Я послала Вам письмо.

Защитник там фальшивый, он изображает еврея-адвоката, говорящего на одесский манер. Еврей мог (? Крузо, с какого года?) заниматься адвокатской практикой, но до этого он должен был где-то получить университетское образование. Где-то - это в Европе. То есть это был высокообразованный, знающий языки человек. И уж, конечно, безукоризненно говорящий по-русски, а то какая же карьера в России.

И тут у меня возник попутный вопрос о различии между стряпчим и адвокатом. У "Агаты Кристи" в "Восточном экспрессе" это одна из улик. А в России в 1876 году это было одно и то же? Я не припоминаю ни одного стряпчего в русской литературе 19 века. Впрочем, и адвокатов тоже не помню. Это, конечно, любимые детали англо-саксонского пейзажа, а в России всё больше прокурор да капитан-исправник попадаются...

Расследуя странное самоубийство, ни Фандорин, ни Грушин не попытались допросить адвоката Берензона, который последним видел Кокорина, помогал ему составлять завещание и мог что-то знать о своём клиенте. Фандорин, припоминает всех, кто мог видеть Кокорина накануне самоубийства, включая случайных очевидцев, а хорошо знакомого с самоубийцей адвоката забыл начисто! И завещание Ахтырцева тот же стряпчий составлял, но его опять позабыли допросить. А ведь он мог пролить свет на то, почему оба молодых человека завещали свои состояния не вообще на благотворительные цели, а одному и тому же благотворительному заведению, в один и тот же день. По-моему, серьёзное упущение сыщиков!

Я тоже заметила кое-какие ошибочки у Акунина.
Вот в "Азазеле" дело происходит в мае 1876-го года, т.е. при Александре II. А указ о ношении формы студентами ( и других ограничениях свобод университетов) был издан Александром III в 1884-м .(Гиляровский, "Москва и москвичи", Гл."Студенты" ). Для сюжета существенно, что один из двух студентов-самоубийц был в студенческом мундире, а другой - в партикулярном платье.
Правда, может быть, студенческая форма существовала, но не была обязательна?

Задача, которую, судя по всему, ставил перед собой Акунин, решена. В суде над победителем не хочу быть ни адвокатом, ни пркурором. Прошу извинить, цитирую по цитате.
Вопрос: могли ли в рассматриваемое время и данным персонажем быть произнесены слова
"Я прямо-таки извиняюсь, - сказал защитник,..."
Не помню, может быть эта неправильность как-то оправдывается по тексту, но неважно. Когда вообще в русский язык она вкралась? И как?

...не бывают мягкими.

Звучит не хуже форели

А то! Старик Сантьяго ловил старика Марлина.