Дело в том, что норме литературного языка соответствует вежливое “извините”, “извиняюсь”, как принято считать, характерно для просторечия. В обиход это словечко вошло с началом Первой мировой войны, в 1914 году. Хотя оно встречалось и у классиков (“Опять тысячу раз извиняюсь, что сбиваюсь с прямой дороги в сторону”, - писал, например, Гончаров), разница между выражением искреннего, глубокого раскаяния и произносимым при определенных обстоятельствах, мало им соответствующим “формальным словесным знаком” ощущалась довольно остро. А.Селищев первым обратил на это внимание в книге “Язык революционной эпохи”. Ему вторил в своих заметках “О русском языке” С.Волконский: “Кому не известна формула большевицкой вежливости – “извиняюсь”? Сколько прекрасных русских слов есть для того же самого. “Виноват”. Но разве можно признать себя виноватым? “Простите”. Да наплевать мне, прощаете ли вы меня или нет. А я сам “извиняюсь” и будет с вас. Ужаснейшее слово и ужаснейшее с ним поведение: прежде вам наступали на ногу и говорили: “Простите”, а теперь вам говорят: “Извиняюсь” и – наступают вам на ногу”. Конечно, в этом словечке порой чудится что-то “шариковское” (Помните – в “Собачьем сердце” Булгакова? “Помилуйте, как же так без документа? Это уж – извиняюсь. Сами знаете, человеку без документов строго воспрещается существовать”). Но чаще все же за ним стоит желание искупить вину.

Само слово “вина” первоначально означало причину, по которой произошло что-то дурное, затем вина стала ассоциироваться с проступком, провинностью. Извинить, как свидетельствует словарь Даля, значило как “обвинить, признать виновным” (был еще глагол “винословить” - приводить доказательства чьей-то вины, “говорить для улики”), так и “оправдать” и “простить, отпустить вину, уважить раскаяние”. Говоря “извините” мы просим на нас не гневаться, не карать за провинность, а “извиняюсь” – это одновременно и признание своей вины, и желание оправдаться, и упование на “отпущение грехов”.

Если “извиняюсь” сегодня вновь обретает вес, то “извините” как раз превращается в междометие. Мы не только “расшаркиваемся” перед человеком, которому причинили беспокойство, но и заменяем этим словом и традиционное “пожалуйста (будьте добры), скажите…”, и слова благодарности. Вот мы звоним подруге: “Извините, можно Наташу? - Ее нет дома, но я передам, что вы звонили. - Да? Извините...” Или спрашиваем: “Извините, как пройти на Новый Арбат? – Да вы уже на Новом Арбате! – А, извините…” Правда, и в английском вместо sir все чаще звучит фонетически близкое sorry, а немецкое entschuldigung стало синонимом множества обращений, как и французское excusez-moi. Складывается впечатление, что все мы сегодня – без вины виноватые!

Нет, этикет – этикетом, а по мне лучше “тысячи извинений” – одно весомое “извиняюсь”, слово, само по себе осуществляющее речевой акт признания за собой вины и просьбы не судить строго. А что до его кажущегося несоответствия норме... Как гласит народная мудрость, чужая вина всегда виноватее…