Пришёл чуть припоздавший ответ. Увы... +++ на сегодняшний день СРНГ доведен только до половины буквы 'С', так что нету возможности посмотреть слово 'шкабутать'. Может, оно и лучше - Вы имеете полное право расширительно его толковать! +++
Раз так... История давняя, лет ей уже больше двадцати. Приехал человек в Америку из России, с первой, еще самой элитной волной. Поселился в дешевой квартирке, раскидал скудные чемоданы свои и пошел осматривать окрестности, ориентироваться на месте нового проживания. А в подъезде к нему тетка подскочила - откуда, мол, милый, приехал в город наш Чикаго? Из России, отвечает человек. Тетка страшно обрадовалась, засуетилась как-то и дальше с расспросами. А правда ли, говорит, что у вас там в России негров совсем нет? А человек тот был сильно образованный - профессор (хоть и бывший теперь) московского университета, начитанный и вострый. - Да, говорит он, тетка, у нас на всю Россию всего один негр и был. Бабка аж подскочила - А чего один-то? И следующий ее вопрос уже почти угадывается - линчевали-казнили-ссылали ??? А профессор ей и отвечает на вопрос тот незаданный на своем безупречном британском английском московского университета - Зато он создал всю современную русскую поэзию и прозу... Бабка на той лавке до сих пор сидит в полном оцепенении...
Дьякон Григорий, выпускник Литературного института, страсть как любил Пушкина. Ну, просто обожал. На проповеди, которые иногда ему поручали произносить, нет-нет, да и ввернет стишок или какую цитату из своего любимого поэта, про Онегина и Машу Миронову говорил как про живых людей, а на ночь, после всех правил и поклонов, возьмет томик да и почитает немножко и обязательно от умиления плачет -- очень уж хорошо писал, сукин сын. Братия так и прозвала Григория -- Пушкин.
Но однажды отцу дьякону приснился сон -- огромное поле, желтое и пустое, видно, только сжали рожь, на меже лежат редкие колоски, и вот по этому колючему полю навстречу ему идет сам Александр Сергеевич, кудрявый, подвижный, весь такой знакомый и узнаваемый, а ветер отбрасывает кудряшки со лба. Но при этом Пушкин ужасно грустный. Дьякон так и сел.
-- Александр Сергеевич, это вы?
-- Ну, я, -- отвечал Пушкин.
-- Почему же, почему вы такой грустный? -- чуть не заплакал отец Григорий.
Но Александр Сергеевич на это промолчал и посмотрел на него с еще большей печалию.
-- Ах, Александр Сергеевич, да если б вы знали, какая у вас на земле слава! -- закричал батюшка.
-- Что мне слава?! -- тихо отвечал Пушкин и опустил голову еще ниже.
-- Но если не вы, если не вы, то кто же? -- продолжал восклицать изумленный отец Григорий.
Тут Пушкин неожиданно распрямился, неясная улыбка пробежала по устам его, и одними лишь глазами он показал куда-то наверх, за дьяконову спину -- мол, ты лучше туда посмотри. Отец Григорий обернулся, поднял голову и увидел березку. На березке сидел Осип Эмильевич Мандельштам. И Мандельштам, наоборот, казался очень веселым, смеялся, махал ручками, будто он птичка, и словно что- то чирикал, только не по-человечески.
Тут батюшка проснулся.
Пушкина он с тех пор забросил, читает только Мандельштама и заучивает наизусть все его собрание сочинений.
